Действительно, чиновники действуют к своей выгоде, несмотря на возможные общественные издержки (плотина за миллиард рублей высотой в 5,5 м при «опасном» уровне воды более 9 м говорит сама за себя); в очевидной ситуации колеблются между действием и бездействием (как это делали ответственные за работу водохранилища, опасавшиеся летом дефицита воды и затянувшие со спуском ее излишков); «разрываются» между нежеланием признать степень опасности и решением задач, для которых они, собственно, и предназначены.
Однако обо всем этом можно говорить бесконечно после каждого стихийного бедствия, и ничего от подобного заламывания рук не изменится.
Реакция на произошедшее должна предполагать не требования отправить в отставку того или иного руководителя (кремлевские «кадровые резервы» смогут предложить только «еще более худших»), а стремление фундаментально реформировать всю систему борьбы если не с самими природными катаклизмами, то хотя бы с их последствиями.
В первые дни потопа ущерб от него определялся в 21 млрд рублей, но довольно быстро достиг 40 млрд. Компенсации от региональных и федеральных властей сейчас составляют 50 тыс. рублей за «частичную» и 100 тыс. — за «полную» потерю имущества, а страховые выплаты часто вообще не предусмотрены. По статистике, в России застраховано не более 16% жилых помещений, но надо заметить, что около 6 млн объектов куплено в ипотеку, и основная масса страховых договоров, а тем более сборов приходится именно на них, так как банки требуют страховки на сумму, приближенную к рыночной стоимости жилья. На все договоры по страхованию имущества граждан приходится менее 5% страховых сборов — в три раза меньше, чем на полисы ОСАГО. Что касается прочих страховок, они редко заключаются на сумму более 1 млн рублей и вряд ли способны адекватно возместить ущерб типа нанесенного продолжающимся паводком.
Эту ситуацию правительству и следовало бы попытаться изменить, если только в Кремле не хотят, чтобы его импотенция в решении реальных проблем страны выглядела настолько очевидной.
Я уже высказывал эту мысль вскользь, скажу подробней: решение (пусть и частичное, но всё же) лежит на поверхности. Если посмотреть, к примеру, на США, можно увидеть, что в сегодня при аналоге нашего МЧС — FEMA, или Federal Emergency Management Agency, — существует NFIP, или National Flood Insurance Program, созданная во второй половине 1960-х годов, еще до учреждения федерального агентства, и позже включенная в его состав. Ее задача — обеспечение жителей опасных районов дешевой страховкой, существенная часть стоимости которой субсидируется государством как бы «по умолчанию»: т. е. этот бизнес планово убыточный, но тем самым его услуги оказываются очень популярны. Федеральные власти время от времени покрывают убытки в случае серьезных наводнений — NFIP уже списали десятки миллиардов долларов, и сейчас перерасход средств превышает $20 млрд.
Потери вынуждают власти более ответственно относиться к обеспечению безопасности от наводнений, а нажиться на выплатах по страдавшим попросту невозможно, так как они доводятся до каждого из них, а не выделяются местным властям на восстановление разрушенного жилья и на прокладывание линий связи с Кремлем, чтобы Владимир Путин мог наблюдать за процессом.
Описанная схема отнюдь не так утопична, как первоначально может показаться. Обязательное страхование от стихийных бедствий — вещь для России новая, но вполне внедряемая. Можно вспомнить две очевидных истории успеха: систему страхования вкладов и обязательное страхование автогражданской ответственности. Последнее, будучи введено двадцать лет назад, сегодня стало самым крупным сектором страхования по сборам — даже бóльшим, чем накопительное страхование жизни.
И мне кажется, что «всемогущая» (и весьма эффективная) Эльвира Набиуллина могла бы пролоббировать решение об обязательном страховании находящихся в частной собственности объектов недвижимости от стихийных действий — добровольное страхование на этот счет, продвигаемое в последние годы, не дает эффекта. Страховая премия уменьшилась бы по сравнению со стандартными договорами, куда включены многие другие риски, но государство могло бы сократить ее еще на 4–-60% в зависимости от степени опасности, характерной для конкретной местности, и услуга стала бы панацеей от многих ныне испытываемых гражданами проблем. Можно было бы установить в качестве лимита страхования, к примеру, полтора размера рыночной стоимости строения — если прописать условия так, что они будут применимы только к массовым стихийным бедствиям, затрагивающим сотни объектов, о самовредительстве не будет и речи. Конечно, это не улучшит систему государственного управления, но создаст средство защиты граждан — ожидать таковой от власти бессмысленно.
Мы давно знаем, что в России «спасение утопающих — дело рук самих утопающих», и потому к проблеме пострадавших от наводнений надо подходить так же, как к проблем вкладчиков обанкротившихся банков или жертвам выехавших на дороги лихачей.
Иной вариант попросту невозможен.
