В мае 2024 года Владимир Путин утвердил государственную политику в области исторического просвещения. Она очень похожа на постановление о преподавании гражданской истории в школе, выпущенное в мае 1934 Совнаркомом СССР и ЦК ВКП (б) под руководством Сталина. Путинское и сталинское постановления совпадают по своему смыслу и задачам, а местами даже почти дословно друг друга повторяют.
Публикация подготовлена медиапроектом «Страна и мир — Sakharov Review» (телеграм проекта — «Страна и мир»).
На первый взгляд сталинское историческое постановление могло показаться скучным и малопримечательным. Но на самом деле оно носило по-настоящему революционный характер.
Никакой истории!
Чтобы оценить его значение, надо вспомнить, что с 1918 года в России, а потом и в СССР история в школах не преподавалась. Просто не было такого предмета. В университетах были закрыты исторические факультеты и распущены кафедры истории.
В 1918 году нарком просвещения Анатолий Луначарский считал совершенно неочевидным, что в советской школе вообще нужно преподавать историю. Он возмущался, что дореволюционное историческое образование формировало в учениках «национальную гордость», ложный патриотизм в интересах правящего слоя, ища в прошлом образцы для подражания.
В дореволюционной школе ход истории объяснялся желаниями и действиями сильных личностей (царей, вождей, великих мыслителей), подчеркивал один из методистов того времени: «Это прививало учащимся неправильное, антимарксистское понимание истории, монархизм, национализм и имело целью сделать из них рабов капитала».
У новой, революционной власти были другие задачи. Ей требовалось воспитать не патриотов своей родины, а «героев-интернационалистов», готовых воевать за счастье всего «угнетенного империалистами» человечества, подготовить из них «сознательных и активных участников социалистического строительства».
История, которую привыкли воспринимать как способ воспитания патриотизма, для этих целей не подходило. Поэтому ее преподавание отменили и в школах, и в университетах. Луначарский и его заместитель, историк Михаил Покровский предложили вместо систематического изучения истории в школе ввести ее в курс изучения общества. Через этот предмет идеологи стремились дать школьникам марксистские представления об обществе и тем самым воспитать «нового», советского человека.
Анатолий Луначарский, Михаил Покровский, Надежда Крупская (бездетная жена Владимира Ленина) и другие идеологи «трудовой школы» 1920-х годов хотели преодолеть оторванность школьных предметов друг от друга и от реальной жизни. Преподавание должно быть комплексным: сначала изучались явления природы, затем положение крестьянства и классовая борьба, потом формирование промышленности, капитала, возникновение пролетариата, и наконец — неизбежность мировой революции и гегемонии пролетариата. Одновременно школьники учились «производительному общественно-необходимому труду» в мастерских, лабораториях, на фабриках и в сельском хозяйстве.
А те, кто вышел из школьного возраста, подвергались похожей «промывке мозгов» на рабфаках — «факультетах рабочей молодежи». Тем самым достигалась двойная цель: повышался уровень грамотности, а ученики воспитывались в нужном большевикам духе.
Исторические сведения, тщательно отфильтрованные, преподавались на уроках обществознания дозированно — лишь для того, чтобы сформировать у школьников и студентов «правильное» представление о прошлом и о современной международной обстановке. Речь на уроках шла о непримиримой классовой борьбе, религиозном «дурмане» и социальном угнетении.
Коммунистическое правительство в России грезило идеей подготовки к международной пролетарской революции, ему требовалось воспитать «армию зомби», людей, оторванных от своих национальных корней и готовых без раздумий убивать и умирать ради победы идей Маркса и Ленина. Эта утилитарная практическая цель не скрывалась большевистским правительством.
Но время романтиков мировой революции быстро закончилось. В конце 1920-х — начале 1930-х годов советское правительство, осознав неосуществимость прежних установок на мировую революцию, переходит к самоизоляции. Начинается попытка сталинского построения социализма в отдельно взятой стране. Это отразилось и в реформе образования.
Школьный эксперимент 1920-х годов был признан неудачным. Как говорили потом сами большевики, «вместо изложения событий и фактов в хронологической последовательности учащимся преподносят абстрактное определение общественно-экономических формаций, подменяя связное изложение гражданской истории отвлеченными социологическими схемами». Гуманитарное образование в первые годы советской России было откровенно поверхностным, узко ориентированным и эклектичным.
Отстаивать независимость отечества
В 1929 году Луначарского на посту председателя Наркомпроса сменил Андрей Бубнов, и в 1930-33 годах вышли постановления о всеобуче (всеобщем обязательном начальном обучении), о программах и учебниках для начальной и средней школы. Уровень грамотности и знаний учеников был сочтен недостаточным. Была восстанавлена классно-урочная система, но вместо истории все еще изучалось обществоведение.
Крутой идеологический поворот требовал нового подхода к воспитанию масс. В 1931 году Сталин заявил на Первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности: «В прошлом у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас, у народа — у нас есть отечество, и мы будем отстаивать его независимость». Между тем, возмущался Сталин, в учебниках Покровского русская история «подменялась историей революционного движения»: о революционерах учебники рассказывали, а о царях — нет.
Так был заявлен официальный курс на возрождение государственного патриотизма. В 1933 в Германии пришел к власти Гитлер; вскоре Сталин осознал неизбежность войны. Готовиться к ней надо было не только технически, но и идейно. С этим было связано осуждение во второй половине 1930-х годов трудов Покровского. Он отличался нигилистическим отношением к дореволюционной истории — не воспевал победы под Полтавой, штурм Измаила, итальянский поход Суворова и т. д. Взгляды Покровского стали для Сталина к этому времени слишком интернационалистскими и непатриотичными. Одновременно были реабилитированы осужденные ранее участники «Академического дела» — Сергей Платонов, Евгений Тарле и др., которые смотрели на историю царской России с более традиционных, «государственнических» позиций.
В марте 1934 года ведущие историки СССР были приглашены принять участие в заседании Политбюро ЦК. По воспоминаниям Сергея Пионтковского, Сталин пренебрежительно ударил рукой по стопке прежних учебников, изданных под редакцией интернационалиста Михаила Покровского: «Нам нужны другие учебники». Среди прочего Сталин сказал историкам о необходимости выделения роли русского народа как «старшего» в советской «семье»: «Русский народ в прошлом собирал другие народы, к такому же собирательству он приступил и сейчас». Сталин готовил переоценку колонизационной политики царской России как государственно-созидательной, подготавливавшей образование СССР.
С 1934 года отечественная и всеобщая история стали самостоятельными курсами и были выстроены в хронологической последовательности. С 1935 года количество часов на изучение истории выросло с 14 до 25,5 в месяц. Быстро были изданы новые учебники, снова открылись исторические факультеты в университетах. Их главной задачей было воспитание «правильных» преподавательских кадров.
Поворот от интернационализма прослеживается даже на судьбе названий профильных изданий. Так, журналы «Историк-марксист» и «Борьба классов» сливаются вместе под нейтральным и вполне академическим наименованием «Исторический журнал».
В пояснительной записке к новой школьной программе по истории Наркомат просвещения указывал, что «на учителя возлагается задача — воспитать юношей и девушек как подлинных патриотов, безгранично любящих нашу Родину, на героических традициях прошлого народов СССР и прогрессивного человечества».
Собственной рукой вождя
Сталин принял самое деятельное участие в выборе и редактировании школьных учебников. Как показал историк Александр Дубровский в книге «Власть и историческая мысль в СССР (1930-1950-е гг.)», основной целью сталинских правок было придать учебнику государственно-патриотический характер, представить историю России как цепь блестящих побед и самоотверженную борьбу народа за их достижение. В частности, именно Сталин настоял на позитивной оценке Грозного как царя, завершившего централизацию разрозненных княжеств.
Правки Сталина смягчали оценки жестокой правительственной политики по отношению к нерусским народам. Видя перспективу большой войны, Сталин не хотел, чтобы школьники изучали национально-освободительную борьбу народов — ему был выгоднее миф об извечном тяготении присоединенных народов к русскому. Обилие написанных Сталиным фрагментов в учебнике, вставленных им политических выводов и оценок делает его не редактором, а фактически одним из авторов учебника, отмечает Дубровский.
Далеко не сразу историки нашли нужный Сталину тон. Например, в учебнике Милицы Нечкиной, написанном в 1934-1935 годах, Куликовская битва называлась не имевшей особого значения (через два года после нее Тохтамыш сжег Москву), Дмитрий Донской — трусом (заставил одного боярина переодеться в свои одежды, а сам всю битву пролежал под листьями срубленного дерева), ополчения 1611-1612 годов оценивались как контрреволюции, Дмитрий Пожарский — как контрреволюционер, Полтавской битве было посвящено всего 9 строк, а князья были поработителями трудового населения. Затем историк Милица Нечкина перестроилась и в 1948 получила Сталинскую премию, а после смерти Сталина стирала ссылки на его работы в вузовских учебниках истории.
Историки не сразу поняли, что теперь власть заинтересована не столько в марксистской риторике, сколько в государственно-патриотической. Показывая это, Сталин раскритиковал даже Фридриха Энгельса, «основоположника марксизма», за «Внешнюю политику русского царизма», в которой политика русских царей трактовалась как завоевательная. Сталин запретил публиковать этот текст в журнале «Большевик» и высказал к нему множество критических замечаний, смысл которых сводился к тому, что Энгельс защищал интересы империалистической Германии, чем и объяснялись его антироссийские выпады.
Досталось и Марксу: его работа «Разоблачения дипломатической истории XVIII века» была сочтена настолько антирусской, что впервые на русском языке в СССР ее полностью опубликовали лишь в 1989 году. Маркс считал Московию наследницей системы монгольского рабства, а Российскую империю — преемницей Московии, которая опутала всю Русь «монгольскими цепями», «играя традиционную роль раба, ставшего господином».
Конечно, Сталин не отказался от марксистских догм и идеологии. Но теперь они все больше играли роль фона. Советских граждан снова начали, как в «буржуазные времена», воспитывать на любви к отечеству, а не убеждать, что они интернационалисты, готовые умереть ради победы коммунизма во всем мире. Наряду с революционерами в школьных учебниках появились цари и императоры, государственные деятели и воители, от Александра Невского и Дмитрия Донского до Александра Суворова и Михаила Кутузова.
Пересмотрена была и колонизационная политика царской России. Присоединение Украины и Грузии оправдывалось тем, что это было наименьшее из зол: самостоятельными они быть тогда не могли, и лучше уж пусть их земли собирает Русь, чем поляки, шведы, персы или тюрки, говорили указания Сталина и Жданова авторам учебников.
В «Кратком курсе истории ВКП (б)» (1938), который выходил далеко за рамки темы, обозначенной в его названии, российская империя уже не называлась, вослед де Кюстину и Ленину, «тюрьмой народов», а ее политика не осуждалась как колониальная. «Краткий курс» рассказывал о цивилизаторской роли русского государства, которое способствовало преодолению вековой отсталости многих наций и народностей, а СССР представал как полноценный преемник Российской империи.
В годы перед войной и после нее акцент делался на военизированном патриотическом воспитании. Все внешнее окружение СССР представлялось сплошным кольцом врагов, которым необходимо противостоять. Чтобы придать воспитанию молодежи «правильное» направление, учреждаются военно-исторические журналы, открываются обязательные для посещения школьниками военно-исторические музеи.
Молодежь воспитывалась в преданности и любви к «единственной в мире», «прекрасной и великой» социалистической родине, за которую — точнее, за тех, кто ею руководил, — совершенно не жалко отдать жизнь. Военный шедевр советского агитпропа так и провозглашал: «За Родину! За Сталина!»
Готовность умирать под этот клич была сформирована в 1930-х, когда большевистская верхушка во главе со Сталиным всерьез озаботилась вопросом своего собственного выживания. Чтобы удержаться у власти, ей требовалось мобилизовать миллионы солдат, готовых умирать ради «великого вождя». Лавры за успешную мобилизацию должны поделить советский агитпроп и система образования. Она воспитывала не просто любовь к родине, а постоянную мобилизационную готовность к самопожертвованию за нее.
Во время Второй мировой войны время преподавания истории в старших классах было увеличено более чем в полтора раза за счет патриотических тем, которые показывали борьбу русского народа с иноземными завоевателями в разные периоды. Задачей изучения истории в 1944 году называлось воспитание советских граждан на примере подвига предков — «от былинных богатырей и дружины князя Святослава до героев Великой Отечественной войны». Для такого подхода не было большой разницы между мифическими и реальными героями.
После войны упоминания о присоединении к России других территорий как о «наименьшем зле» исчезли, в ход была пущена универсальная и в большинстве случаев лживая формула «добровольное присоединение». «Народные движения, направленные против царского колониализма, стали рассматривать как антирусские и реакционные», отмечал историк Владимир Кобрин.
В годы войны пресса и радио твердили об участии всех национальностей в защите Родины, но подчеркивали подвиг русского солдата. Сталин в выступлениях 6 и 7 ноября 1941 призывал вдохновляться образами русских полководцев и величием русской культуры. Фактически Сталин, констатирует Кобрин, «сделал ставку на преемственность между царской Россией и своим режимом».
История принадлежит государству
Сейчас в историческом образовании и пропаганде в России происходит примерно такой же поворот, как в сталинские годы. Параллели и совпадения иногда просто буквальны. Вот текст из журнала «Вопросы истории»: «Историческая наука является одним из участков идеологического фронта, на котором кучка безродных космополитов пыталась вести свою вредную работу, распространяя антипатриотические взгляды при освещении вопросов истории нашей Родины» и других стран». Написано в 1949 году, но с небольшими поправками пригодится и нынешним пропагандистам.
Словарь Путина, используемый в «Основах госполитики в области исторического просвещения», ушел от сталинской лексики не очень далеко: «распространение ложных сведений о России», «недружественные действия иностранных государств, направленные на отрицание исторического вклада России в развитие мировой цивилизации», «негативные оценки событий и периодов отечественной истории», и наконец — «фальсификация коллективным Западом истории, направленная на разрушение целостности российского государства и общества». До такого не додумались даже сталинские пропагандисты.
Как и у Сталина, «идеологический фронт» у Путина быстро превращается в настоящий боевой фронт, на котором бессмысленно гибнут люди, оболваненные пропагандой. Иностранные агенты в тексте путинских «Основ» еще не упоминаются», но это, скорее всего, временное явление. Некоторые пропагандисты уже близки к тому, чтобы, как раньше, потребовать с высокой трибуны расстрелять «безродных космополитов», «как бешеных псов» (выражение сталинского прокурора А. Вышинского).
А чему удивляться, если несколько лет назад В. Мединский, в ту пору министр культуры, назвал«кончеными мразями» историков, которые, основываясь на бесспорных документальных данных, по-прежнему считают ложью сталинскую выдумку про «подвиг 28 панфиловцев»? Пропагандистам неважно, о былинных или настоящих героях рассказывает учебник.
За без малого сто лет в России ничего не изменилось. В 2024 году в школах стало намного больше пропаганды, и ключевая роль снова отведена урокам истории. Доля пропаганды в 11 классах выросла с 3,4% в 2022-23 до 6% в 2023-24 и 12% в 2024-25 учебном году. В этой печальной статистике лидирует история. К реальному изучению прошлого это все не имеет никакого отношения. В России усиление внимания правительства к преподаванию истории ведет к распространению не знаний, а лишь казенного патриотизма и подготовке «пушечного мяса» на стол диктатора.
Реальная история противостоит официальному вранью о прошлом, а факты — казенной идеологической выдумке. В этом противостоянии историческая наука развивается в России столетиями. Правительство веками пытается присвоить себе исключительное право преподавания и освещения минувших событий, создать монополию на Историю, и делает это с такой последовательностью, ожесточением и наглостью, как будто все это время страной руководят одни и те же люди.
Сталинский текст исторического постановления (1934) был призван привить ученикам единственно правильное «марксистское понимание истории». Путинские основы госполитики в области исторического просвещения объявляют его регулируемой государством деятельностью (!) «по распространению в обществе достоверных исторических знаний».
Критерии этой достоверности в России меняются в зависимости от политического режима и эпохи, временами они могут быть прямо противоположны друг другу. Но остается неизменным главное: определение этих критериев государственная власть оставляет за собой, и использует историю в своих собственных интересах, как будто история принадлежит государству.
Используя неограниченные ресурсы насилия, контроля и принуждения, правительство постоянно крадет у страны правду о прошлом, сочиняет свою, альтернативную версию истории, и объявляет ее единственно верной. И делает это не ради любви к сочинительству, а сугубо ради обеспечения самосохранения режима. Но почему преступной, агрессивной и бездарной власти удается успешно проделывать эту операцию с Россией и ее историей раз за разом, и столетие за столетием?
