В подтверждение этой новости на видео у Раевского пожилой мужчина в кофте, профессор Арнфин Вунен говорит что-то о том, как важно творчество Монеточки и Нойза для молодежи, как утверждает оно у молодежи в голове гуманистические ценности и помогает молодежи сформировать образ светлого будущего.
И в том же видео Нойз смеется — ха-ха-ха, Нобелевская премия, вот уж никак ничего подобного не входило в планы, но прикольно.
На самом деле выдвинуть кого угодно на Нобелевскую премию может какая угодно общественная организация, и это ничего не значит до тех пор, пока Нобелевский комитет не достанет именно это выдвижение из кипы выдвижений в своей почте.
Но тут я вспоминаю импровизированный квартирный концерт Нойза, на котором случайно оказался.
Было новоселье у друзей, и Нойз — в числе гостей. Компания подобралась довольно солидная — известные артисты, режиссеры, литераторы, критики, но многие с детьми. Так что в гостиной взрослые вели умные разговоры об искусстве, а в детской у дочери хозяйки жизнеутверждающе галдела стайка из десяти или двенадцати подростков. Кажется, они еще стащили у взрослых бутылку вина и от того галдели особенно жизнерадостно.
Нойза попросили спеть — как бы это сказать? — из вежливости. Никто из взрослых гостей не был его поклонником, разве что слышали по настоянию детей пару его песен. Но неловко же не попросить знаменитого музыканта исполнить что-нибудь. Нойз тоже сомневался в целесообразности выступления перед немолодыми артистами, литераторами и критиками, но (тоже из вежливости) запел «Вояджера» — самую взрослую и самую трагическую из своих песен.
И тут на эти звуки из детской в гостиную вломились подростки. Они все-таки воспитанные дети из интеллигентных семей, поэтому не стали сразу орать, а спросили у Нойза разрешение петь вместе с ним. Нойз разрешил — и что тут началось!
Мы и знать не знали, что наши дети умеют так петь и так танцевать. Они помнили все тексты Нойза наизусть и читали (то есть декламировали, как мы бы сказали) с такой страстью, на которую способен не всякий из присутствовавших в квартире известных артистов. В песнях Нойза был их гнев: «устрой дестрой, порядок это отстой». Их тоска: «эй, Земля, алло, я „Вояджер-один“, выходи на связь, только выходи».
Их протест против войны: «Какие люди, Вань, с какими автоматами?!» Они танцевали и не промахивались мимо ритма, пели и не врали нот, потому что, полагаю, для них в этих песнях нет никакого вранья.
Маститые режиссеры, литераторы, артисты и критики смотрели на своих детей с отвисшими челюстями. А в перерывах между песнями только и могли промолвить: «Вот это да!»
Понимаете, эти молодежные песни протеста, эти песни про мечту о любви, понимании и счастии, редко бывают устроены из изощренных стихов и изощренной музыки. «Лили Марлен» или «Где цветы» — тоже нехитрая поэзия. Дело не в изощренности, дело в том, что эти песни попадают в какой-то (простите за банальность) нерв.
Нойз как-то сумел выразить гнев наших детей, тоску наших детей, надежду наших детей, радость наших детей. Его тексты легко ложатся детям на язык. Его ритмы (простите за банальность) соразмерны их сердечным ритмам.
С третьей или четвертой песни маститые артисты, критики, литераторы и режиссеры смотрели уже на концерт Нойза с этим детским хором — откровенно сквозь слезы.
Возможно, дело в том, что это был не большой концертный зал, а частная квартира, не какая-то пляшущая и поющая незнакомая молодежь, а наши дети, которым мы не смогли устроить благополучия и сохранить мира. Которым мы не смогли дать голос, а Нойз — смог.
Так что я — за Нобелевскую премию мира Нойзу и Монеточке. Я горячий сторонник этого выдвижения.
Как поется у Нойза — «Круши! Ломай!»
